Почему нас так волнует «Русский марш»? За 8 лет, что националисты проводят свое шествие, оно уже стало традицией, но по степени обсуждения в обществе из года в год превращается в нечто, сопоставимое с терактом.
В самом деле, что такого произошло в Люблино, что заставило всю страну обсуждать манифестацию, закончившуюся вместо концерта и митинга странным бегством сотен подростков? Даже сами националисты удивились и расстроились:
«Русский марш превратился в русскую пробежку… Люди за 20 секунд, 400 человек минимум, просто рассеялись, покидав баннеры о Национал-Социализме и Белой Расе. ******* так, будто по ним стреляют из травматов в 20 человек, или стреляют из калашниковых!.. (из паблика «Вестник революционного национализма»).
В общем, мероприятие можно считать проваленным, марш фактически наполовину не случился, а митинг отменили «из-за плохой погоды». Но даже в самом начале на него пришли 7-8 тысяч националистов. Это немного, учитывая почти 3-месячную бомбардировку СМИ историями про драку на Матвеевском рынке, лагерь в Гольяново и разборки в Западном Бирюлево. Да и сами националисты обещали собрать 30 тысяч человек.
Тогда, может, людей впечатлили толпы нациствующих школьников? И это уже рядовое для Москвы действие. К примеру, в минувшем апреле 300 подростков вполне успешно зиговали в самом центре Москвы, перекрыв Тверскую улицу. Поводом для акции стало убийство в Ростове фаната Александра Терехова. Такая же акция прошла в тот день в 23 городах страны. Все это называлось «День русского гнева».
Насилие неонацистов — это привычная для российских городов вещь, про нее много могли бы рассказать студенты из Азии и Африки, правда, их никто не слушает. К примеру, тихий и провинциальный Воронеж в 2006-м и вовсе стал центром убийств на расовой почве, а в Петербурге темнокожие студенты после серии убийств устраивали несанкционированные марши.
Так почему мы все разом и внезапно стали бояться расизма?
Раньше мы боялись ядерной войны, потом «возврата совка», бородатых террористов и просто всех кавказцев, теперь все вместе боимся погрома. Одного большого, разудалого погрома, с разбитыми витринами, убегающими полицейскими, чтобы трупы на улицах и страшные тени во дворах, а вокруг лишь пустошь и разорение. Жуть.
Помню, как в день беспорядков в Бирюлево оказался на юге Москвы. Как мало было людей на улице и как настороженно оглядывались по сторонам вполне себе европейского вида обыватели.
Откуда в нас эта тревога? Вроде бы экономика худо-бедно работает, мигрантов уже и не так много, число нацистов тоже более-менее устаканилось, а уровень их агрессии всегда был высок. Изменилась лишь реакция властей. Они что там, их поддерживают? Такой вопрос возник у многих людей, наблюдавших за «Русским маршем». Вот на шествии около сотни подростков прыгают на месте и скандируют: «Лучший чурка — мертвый чурка». Полиции нет, даже в оцеплении. Вместо привычных «космонавтов» из ОМОНа там стояли худенькие солдаты внутренних войск и престарелые дружинники. Вертолет и вовсе куда-то улетел.
А вот еще случай из жизни, описанный информагентствами в пятницу. В Москве группа молодых людей вломилась ночью в строительный вагончик, где спали мигранты. Закидала их бутылками с зажигательной смесью. Чудом никто не сгорел. А пока полиция искала нападавших, все несгоревшие мигранты были доставлены в отделение для проверки документов.
Кажется, будто власть если не прямо поддерживает расистов, то осознанно отошла в сторону. Мол, хотели свободы? Получайте.
Управлять испуганными людьми проще, и если одни боятся инородцев, а другие погромов, то почему бы не соединить обе темы. Если допустить, что «Русский марш» — лишь политтехнологический спектакль с фронтменом Демушкиным, зигующей массовкой, то кто зритель или, как принято говорить, целевая аудитория? Уж точно не мигранты, которые уже на следующий день открыли свои магазины у метро «Братиславская».
Стоит ли бояться зигующей толпы или «кавказского беспредела», каждый решает сам. Есть еще один повод для тревоги. Вчера вечером на станции метро «Профсоюзная» в Москве после «Русского марша» некто избивал нерусскую девушку, и ни один человек за нее не вступился. И тут уже власть ни при чем.
