«Дыши, папа, нам нужно слышать, как ты дышишь». Девушка описала последние дни жизни отца, умершего от COVID-19
Молодая американка потеряла отца, заразившегося коронавирусом, и поделилась с пользователями Сети хроникой последних дней его жизни. Но это вовсе не рассказ о пугающих симптомах и борьбе больных, а о другой стороне несчастья, страдания которой мало кому понятны. Девушка поведала, с чем приходится сталкиваться семье больного, и вряд ли найдётся человек, которого это не растрогает.
Дональд Адэйр, 76-летний житель города Рочестер, штат Нью-Йорк, США, в начале апреля 2020 года неудачно упал и попал в городскую больницу. У мужчины были несерьёзные травмы, а врачи прогнозировали скорую поправку.
Адэйра должны были выписать 5 апреля, но к этому моменту у него появились быстроразвивающиеся симптомы простуды, и медики решили взять у Дональда тест на COVID-19 — вирус распространялся по зданию клиники и поразил уже многих пациентов, пишет ABC.
Накануне предполагаемой выписки, 4 апреля, дочь Дональда Эбби Рейнхард узнала от врачей, что его тест на коронавирус оказался положительным.
Я не могу описать страх, который почувствовала в этот момент. Я подумала, что этого не может происходить с моей семьёй. Каким-то чудом я смогла взять себя в руки, успокоиться и лечь спать с надеждой, что всё обойдётся, ведь прогнозы были обнадёживающими.
С того момента Эбби стала вести дневник, который позже назвала «хрониками последних дней жизни» своего отца. Выдержками из этих записей, адресованных Дональду, девушка поделилась с подписчиками на своей страничке в фейсбуке 8 апреля.
День первый: 5 апреля 2020 года
Уже на следующее утро после оглашения результатов анализа Дональда на COVID-19 Эбби вновь позвонили из больницы. Болезнь прогрессировала так стремительно, что за ночь от изначально обнадёживающих прогнозов не осталось и следа. Они стали безнадёжными.
Сегодня утром мне позвонили и сообщили твой ужасный прогноз: «Стремительное… Ухудшение… Страдание… Осталось не так много времени…» Твои лёгкие сдались слишком быстро. Я была не в состоянии воспринимать всё, что говорила медсестра — это казалось нереальным. Я понимала лишь обрывки фраз.
Неожиданно для самой себя девушка обвинила во всём произошедшем с её отцом врачей. Её охватила ярость.
Я услышала, как кричу: «Что вы собираетесь делать, чтобы этого не случилось с другими семьями? Почему вы все так долго просто ждали, расхаживая в масках, вместо того чтобы попытаться что-нибудь сделать? Этого не должно было произойти!»
После этого Рейнхард оборвала себя на полуслове, осознав, что медсестра ни в чём не виновата. Она лишь выполняла свою работу и сообщала ей новости об её отце, продолжая каждый день бороться с пандемией в самых опасных условиях. Эбби поблагодарила медсестру за участие.
Осознание реальности происходящего навалилось на меня всей массой, и плотину моего спокойствия прорвало. Я рыдала, понимая, что не могу быть рядом с тобой. Посещения запрещены. Это коронавирусное крыло больницы. Боже мой. Меня охватили страх и страдания. Но я не могла им позволить захватить меня полностью. Мне нужно было поговорить с тобой, пап, как можно скорее.
Медсестра предложила девушке набрать её номер с больничного телефона и положить трубку на подушку рядом с Дональдом. Едва услышав, как он тяжело дышит, Рейнхард начала говорить с ним бессвязными фразами.
Я люблю тебя… Спасибо… Прости… И я прощаю тебя… — сказала я, слыша, как ты изо всех сил пытаешься дышать, извергая слизь из лёгких. Звук твоего надрывного кашля дал мне понять, насколько ужасно ты страдаешь, и я почувствовала себя бессильной на другом конце провода. Но я была благодарна медсёстрам. «Да, Дон, избавься от этого, ты сможешь, Дон, вот так, хорошо», — говорили они.
Пока отец кашлял, Эбби изо всех сил пыталась отыскать в своём сердце нужные слова. Она вспоминала, как они вместе проводили время на озере, как Дональд играл на гитаре вечерами у костра, и Эбби цеплялась за этот образ, будто он был для них обоих спасительным.
Я надеюсь, ты меня слышал. Слышал, как я сквозь слёзы пела наши старые песни, те самые, что мы пели возле костра. Некоторые тексты были очень подходящими к ситуации — Milk and honey on the other side («Молоко с мёдом на том берегу») или He’s got the whole world in his hands («В его руках весь мир»). Я шаталась взад-вперёд по своей ванной, сдерживая плач и пытаясь выговаривать слова, и усердно дышала, но не настолько сильно, как ты.
Дональд был слишком слаб, чтобы отвечать — ему едва хватало сил для дыхания. Примерно через полчаса такого одностороннего общения Эбби осознала, что к звонку подключились её брат Том, живущий в Далласе (США), и сёстры — Кэрри из Копенгагена (Дания) и Эмили из Рочестера.
На протяжении следующих нескольких часов разговор семьи был таким тёплым, что Эбби поняла — она будет дорожить им всю оставшуюся жизнь. Дети Дональда, живущие далеко друг от друга, вместе воссоздавали общие воспоминания, помогая друг другу — были и истории про отдых на озере, и случаи из семейного путешествия по Европе.
Совместные авантюры, игры, планы и важные разговоры.
Мы пели наши песни. Те самые, что пели возле костра. Я молюсь, чтобы ты мог всё это слышать.
Но сладость пьянящих воспоминаний омрачала горечь действительности, от которой дети Дональда, сами того не осознавая, пытались скрыться в беззаботном детстве, когда их отец ещё был здоров и полон энергии. Несколько раз Эбби приходилось отрываться от семейной телефонной конференции для индивидуальных переговоров с врачами.
Девушка хотела слышать их прогноз. Хотела владеть информацией о здоровье папы.
До этого момента я не помнила, что была твоим доверенным лицом на случай тяжёлой болезни. Я не была готова к решению, которое мне пришлось принять. Немыслимое решение. Врачи рассказали о течении болезни и было ясно, что для них очевидна необходимость непростого решения. У меня такого осознания не было. Папа, ты всегда был таким сильным, и я была готова ухватиться за любую надежду.
Девушка вспоминала, насколько жизнерадостным был отец, повторяла в голове все его рассуждения о жизни и смерти и пыталась поставить себя на его место. Она прислушивалась к интуиции и внутреннему голосу, подталкивающим её к тому решению, принять которое советовали врачи.
Я ненавидела этот ответ, но знала, что он правильный. Мне нельзя было оттягивать с решением, от этого ты лишь больше страдал. Поэтому я приняла это ужасное и в то же время переполненное любовью решение — «обеспечить комфортный уход из жизни». Доктор вздохнул с облегчением.
После этого Эбби вернулась к совместному разговору с братом и сёстрам. Они ещё ничего не знали. Никто из них не подозревал, чем была занята Рейнхард, когда отлучалась. Все продолжали смеяться и плакать, оживляя образы минувших дней.
Быть на связи с тобой, братом и сёстрами очень приятно. Как и приятно слышать твоё дыхание. Этот ритмичный белый шум — фоновая музыка для нашего звонка. Несколько раз это превращалось в мучительные периоды молчания с твоей стороны, быть может, по минуте каждый, может, больше. Когда ты переставал дышать, я задерживала своё дыхание, боясь, что это конец. И мы все разрывали тишину: «Дыши, папа, нам нужно слышать, как ты дышишь». И когда мы наконец слышали, как ты вдыхаешь, мы все радовались, что ты всё ещё с нами. Я никогда не обращала внимание на дыхание и не ценила его так, как сейчас.
День второй: 6 апреля
Эбби задремала около полуночи 5 апреля, телефонная конференция не прерывалась. Девушка не знала, как долго спала.
Каждый сон прерывался нашими мантрами: «Мы очень сильно тебя любим… Мы с тобой… Твои дети здесь, папа…»
Проснувшись уже 6 апреля с телефонной трубкой у уха, Рейнхард заметила, что дыхание Дональда стало более спазматическим и гулким, будто он изо всех сил пытался втянуть воздух через крохотную соломинку.
Всё что я могла делать — слушать и запоминать, как ты дышишь. Ты тихо застонал, и, я не знаю, пытался ли ты сказать, что любишь нас или что тебе больно. Мы слушали тебя. Я отчаянно желала, чтобы мы могли быть с тобой рядом, и ненавидела образы в своей голове, в которых ты лежал в одиночестве посреди палаты.
В какой-то момент со стороны Дональда не было слышно ни звука. Его дети были напуганы и надеялись, что это проблема с телефоном. Они успокаивали себя, как могли.
Если бы что-то произошло, наверняка бы пришли медсёстры и мы бы услышали их по телефону. Верно? Пожалуйста… Ради Бога.
Но вдохи вновь стали слышны. Все снова начали говорить отцу о том, как его любят, а малышка Скайлер, дочь Кэрри, начала икать. И это опять омрачило Эбби.
Вот она жизнь, а вот она смерть. Новорождённый ребёнок говорил по телефону с дедушкой, которого никогда не встретит… И снова тишина. Тёмная мучительная тишина… Отлично! Вот слабые, короткие щелчки белого шума. Я надеюсь, это ты. Да, теперь громче. Это ты! Слава Богу.
Рейнхард молилась, борясь с приступами плача, пытаясь сделать так, чтобы её дети этого не слышали. Она не могла справиться с горем, накатывающим периодическими волнами. Вот она чувствует себя виноватой, вот её охватывает воодушевление, а вот — накрывает боль. Она изо всех сил пыталась бороться.
Я дышу. Ты дышишь. Мы в порядке. Когда ты делал около 15 или 20 вдохов в минуту, я сосредотачивалась на вдохах и дышала также. Дышащий дуэт. Медитация. Я чувствовала себя связанной с тобой. Мне стало спокойнее. Спасибо.
Дети Адэйра устали и начали чаще отходить от телефона. Эбби осознала, что её отец уходит дольше и мучительнее, чем предсказывал доктор накануне. Она начала сомневаться в правильности своего решения.
Лёжа на полу, девушка вновь позвонила в клинику и попросила лечащего врача к телефону, но трубку взял другой, от которого она услышала всё то же: «Неизлечимо болен».
Эбби не спросила, куда делся вчерашний доктор, но предположила, что его отправили на карантин. На глаза девушке попалась статья New York Times, написанная доктором, который рассказал, как ужасно проходит интубация тяжелобольных и насколько ничтожны их шансы на выздоровление.
Это не испугало Эбби. Ей стало спокойнее. Она смирилась.
Кэрри и Эмили снова говорят, что любят тебя. А в ответ снова тишина. Теперь я понимаю, что иногда ты дышишь настолько слабо, что телефон просто не способен уловить звуки твоего дыхания. Линия звучит почти мёртвой, но мы её слушаем и ждём тебя. Я начинаю скучать по звукам твоих вдохов и выдохов, но теперь и тишина не так страшна. Мне даже удаётся впихнуть в себя кусок пиццы.
Внезапно медсёстры вошли в палату, чтобы переместить Дональда в более удобное положение. Его дети услышали всё, что происходило.
Они супергерои, подвергают себя риску, чтобы люди могли чувствовать себя максимально комфортно. Мы слышим, как одна из медсестёр добрым и живым голосом описывает, как они осторожно перекладывают тебя. Перед уходом на сказала: «Спокойной ночи, Дон. Увидимся завтра». Я не могу избавиться от мысли, что она ошибается.
Дети вновь пели папе песни — Our Love is Here to Stay («Наша любовь останется здесь») и Amazing Grace («Невероятная грация»). Эбби нашла на YouTube запись любимой песни отца — Country Road («Просёлочная дорога») в исполнении Джона Денвера — и включила её, поднеся телефон к динамикам, чтобы папа мог её услышать.
Музыка будто оживила Дональда — он словно попытался что-то сказать своим детям.
Ты… Только что издал новый звук! Нежный, гортанный вздох. Это следующая стадия? Или тебе снится сладкий сон? Что ты видишь?
Но едва песня закончилась, как мужчина снова умолк.
Это было мимолётное просветление. Я рада, что ты насладился песней, пока она звучала. Теперь мы ждём, слушаем и снова молимся. Послевкусие сегодняшнего звонка очень сильно отличается от вчерашнего. Мы вспомнили всего несколько историй. Горе туманит наши воспоминания и растворяет настроение. Тишина длится уже несколько минут. Медсестёр всё нет. Может, телефон снова забарахлил?
Восьмилетняя дочь Эбби — Кэролайн — вбежала в комнату и поинтересовалась, не стало ли любимому дедушке Дону лучше. Мама честно ответила ей, что он начал дышать немного спокойнее.
«Да!» — воскликнула она. — «Многие выздоравливают». Но её улыбка тут же исчезла, и она добавила: «…И многие умирают». Интересно, как коронавирус сформирует поколение моих детей? Я задумалась о том, что сформировало тебя и твоих ровесников — Вьетнам… Война против коммунизма в далёкой чужой стране. Сегодня это коронавирус — война с невидимыми каплями в воздухе вокруг нас. Я слышу, как ты снова задышал, папа. Я благодарна тебе за этот звук.
Ночь с 6 на 7 апреля
Том, Кэрри, Эмили и Эбби согласились, что всем нужно хорошо выспаться и немного позаботиться о себе самих. Они посчитали, что в таком ритме им предстоит провести ещё несколько дней, да и сил оставаться на связи, как прошедшей ночью, у них уже не осталось.
Я держала трубку у уха, когда укладывала детей спать и готовилась ко сну. Я листала журнал с телефоном в руках и заснула около 23 часов. Никто из нас не повесил трубку на случай, если мы захотим снова поговорить ночью. Я провалилась в сон, и почти сразу мне позвонили. Я откуда-то знала, что услышу, и приготовилась. Всё кончено. Ты ушёл. Причина смерти — дыхательная недостаточность в условиях аспирации и COVID-19. Время смерти — 23:50. Если бы я осталась на связи ещё на час, я могла бы быть с тобой в этот момент.
Эбби понимала, что предугадать это было невозможно — она безостановочно слушала отца на протяжении 36 часов.
Возможно, ты не хотел, чтобы мы слышали, как ты уходишь. Или просто не мог это сделать, пока мы концентрировались на твоём дыхании. Если честно, часть меня не хотела слышать твои последние вдохи. Когда я взглянула на телефон, всё ещё подключенный к твоей больничной линии, я безумно захотела с тобой поговорить, но понимала, что тебя там больше нет. Я представила, как твоё тело лежит на кровати, а душа медленно поднимается. Я сказала: «Я люблю тебя, папа», — задумалась на мгновение и нажала на красную кнопку. Папа, я знаю, что мы всё ещё можем продолжить наш разговор. Огромное тебе спасибо. Я всегда буду любить тебя.
Эбби говорит, что рассказала людям историю своего отца, чтобы показать, с чем приходится сталкиваться тысячам семей по всему миру во время пандемии. И не менее трогательной оказалась история ещё одного отца, который соврал дочери, что уехал в Африку. Его никто не винит за это, а наоборот, все считают его героем, ведь на самом деле он поселился в фургоне, чтобы обезопасить малышку.
Семья Дональда благодарна врачам за заботу о нём, и люди по всему миру тоже благодарят медиков за их ежедневные подвиги. Правда, оказалось, что самим работникам больниц это совсем не нравится.
