Последние двадцать четыре года Россия признавалась страной, идущей к демократии. Все особенности ее пути, специфику управления, институциональные и экономические кризисы эксперты и политики в Европе и США оценивали, как временные отклонения и стремились поменьше обращать на них внимание. Ведь главное, что общий тренд на сотрудничество, сближение с Западом есть, есть некоторый прогресс в модернизации экономики, есть участие в международных институтах, есть (как минимум на словах) стремление к верховенству закона и незыблемости прав человека.
Так называемый концепт realpolitik дал установку в 2000-х, что следует отбросить все лишние элементы, как не проходящие в проем тактической выгоды. Вначале, еще в 90-е, эти элементы пытались сохранить консерваторы и скептики, которые не хотели верить, что Россия изменилась после распада СССР и честно стремится к партнерству без камня за пазухой. Их убеждали дать шанс новой стране, отказавшейся от тоталитарного прошлого, объясняли, что невозможно сразу и одновременно модернизировать и экономику и институты, что Россия в начале долгого и трудного пути, но с конечной точкой маршрута она определилась и уже никогда не вернется в лоно коммунистического или какого-либо еще террора.
Потом, спустя 10 лет про не влезающие в проем виньетки и украшения в виде прав человека, свободы СМИ, честных выборов и т.д. начали говорить уже правозащитники и эксперты, но политики (поколение которых уже сменилось и они были уверены, что главное – это шкаф целиком, а не его украшения в виде прав и свобод) уверенно давили на экономическую целесообразность и тот факт, что экономическая модернизация неуклонно вынудит менять подходы и в правовом поле.
И вот, протащили: никаких прав и свобод не осталось, ножки тоже поломались, дверцы хлопают и вообще вся махина угрожает вот-вот рухнуть и раздавить всех насмерть. И обратно уже не пролезает никак. И что делать с ним непонятно: ломать ведь тоже нельзя – другого шкафа нет и не будет.
Уходя от этой аналогии, хочется отметить, что вопрос сегодняшней политики в отношении России – это вопрос ценностный. Могут ли быть демократические принципы более эффективными, чем авторитарные? Может ли один человек, сконцентрировавший на себе всю субъектность принятия решений, победить сложную систему сдержек, противовесов, учета интересов, согласования позиций и весь остальной груз демократических принципов управления? От результата этой схватки зависит не только судьба России, Европы и вообще человечества, но и будущая траектория развития мира. Как остатки человечества будут строить свою жизнь и свое общество после катастрофы? Или же, если катастрофу удастся предотвратить, то как мир учтет ее уроки и какие сделает выводы? Кажется мы живем в эпоху, когда все антиутопии начинают оживать и, как оказалось, никто не знает, будет ли у них хороший конец или плохой.
В этой ситуации Кремлю важно доказать тот факт, что конструкция «Самодержавие. Православие. Народность» в новой версии «Путин. Русский мир. ФСБ» — это единственное, что может удержать Россию от распада, деградации и хаоса. С другой стороны, страны ЕС, США, Большой ВоСемерки, НАТО, ООН и других форматов международных соглашений должны доказать, что все это нагромождение демократических процедур и правил может эффективно купировать и остановить любую попытку подорвать современный миропорядок.
Если Кремль проиграет, то окажется, что Россия может жить без Путина и что за забором российской границы нет страшных зомби, которые пьют русскую кровь. Если проиграет другая сторона, то окажется, что все последние 60 лет мир развивался неправильно, что христианская этика, сопряженная с демократическими принципами и идеей верховенства права человека на достойную жизнь – это всего лишь обертка от горькой пилюли экономической целесообразности.
И проблема даже не в том, что добро должно всегда победить зло, а в том, что рыцари этого добра сегодня намного больше сомневаются в своей правоте, чем средневековые участники Крестовых походов. В то же время «рыцари тьмы» более чем уверены, что они несут самое доброе и чистое, и победа дарует им вечную славу в глазах потомков и благодарности от всего мира.
Вечная дилемма платонизма и аристотелизма: есть ли в мире стремление к идеалу или есть реальность, которую надо учитывать и аналитически просчитывать? Наверное лет через 100 выжившие потомки будут приводить наш кейс в качестве одного из примеров с одной или с другой стороны.
