Medialeaks поговорил с несколькими сирийцами, ищущими приюта в России. У каждого из них своя история: одни бегут от войны, другие просто приехали учиться, третьи думали открыть здесь дело, но объединяет их всех одно: равнодушие и неприязнь наших властей. Их реакция на то, как принимает их Россия – недоумение и обида.
Большинство из тех, кто хочет остаться в России, либо окончили здесь вуз и владеют русским языком, либо состоят в браке с гражданином России. Эти люди считают, что Россия для них – не чужая страна, но сталкиваются с настоящим сопротивлением властей. Статус беженца удается получить десяткам людей в год, а разрешение на временное проживание требуется постоянно продлевать, каждый раз это продление обосновывая.
Файсал Айбаш, кардиолог
Как вы в первый раз приехали в Россию?
В 2005 году я решил приехать в Россию и учиться в медицинском вузе. И вот я приехал в Россию. Да, конечно, было тяжелое время. Я долго учился – сначала год русский язык, потом шесть лет медицина, и закончил в 2011 году.
Какой институт?
Мечникова (Северо-Западный государственный медицинский университет имени И.И. Мечникова, — Medialeaks). В 2011 году я окончил вуз и собрался обратно в Сирию, но как раз в то же время в Сирии началась война. Но я все равно попробовал. Я уехал обратно в родной город Кобани на границе с Турцией и оставался там полтора года.
Положение было очень тяжелое: низкий уровень жизни из-за войны, многие уезжали. И я решил уехать обратно и вернулся в Россию учиться в ординатуру на кардиолога. Два года проходил тут ординантуру, окончил. В это время война началась как раз в самом Кобани. Сегодня, 17 сентября, прошел ровно год с тех пор, как ИГИЛ на нас напал. Кобани был единственным городом, который воевал с ИГИЛ и не пал. Мы даже называли его Кобаниград, в честь Сталинграда.
Справка Medialeaks. 17 сентября силы ИГИЛ начали масштабное наступление на курдские территории на севере Сирии, с использованием танков и артиллерии. К октябрю Кобани был взят в окружение, а 6 октября начался обстрел города из тяжелой артиллерии и штурм одновременно с трех сторон. Осада продолжалась до января 2015 года. При обороне города курдскому народному ополчению несколько раз ударами с воздуха помогали ВВС США, также американцы прислали несколько транспортников с гуманитарной помощью. На земле поддержку оказывали части Свободной сирийской армии, группировки, оппозиционной президенту Асаду. В конце января 2015 года местные силы ополчения полностью восстановили контроль над городом, перешли в контрнаступление и вытеснили бойцов ИГИЛ за Евфрат, то есть к линии фронта 14-16 сентября. За время боев вооруженные силы Турции ни разу не вмешались в конфликт непосредственно на своей границе и не оказали ополчению Кобани никакой военной помощи.
Я вернулся в Кобани, там жизни нет, 70% города разрушено, там только старики.
А кто у вас там оставался?
Мама, папа и братья. Когда была война, они уехали в Турцию, а сейчас, когда мы освободили город, они вернулись обратно. Я тоже вернулся в Сирию, хотел работать по специальности. Но там уже ничего нет – ни больниц, ничего. Больница в городе – это одна маленькая комната.
А как семья себя поддерживает?
Мы что-то продаем. Вещи, машины. Вот две машины продали.
То есть там работы нет ни у кого?
Ни у кого. Мне и папа сказал, может ты поедешь [в Россию], поработаешь там, поможешь нам? И вот я приехал сюда – и ничего. Я уже месяц тут.
А как там сейчас обстановка? ИГИЛ отошел?
У нас постоянно война. Вот напали они на город, захватили почти 90%, потом наши, местные, и мальчики, и девушки, воевали и освободили город, но все равно – на всей границе у нас сейчас ИГИЛ – от Иракского Курдистана до Алеппо. На север от нас Турция, на юг – ИГИЛ.
Справка Medialeaks. Район Кобани в настоящее время фактически отрезан от других областей Сирии и находится в окружении. Регионом управляет местный совет, согласующий действия с Высшим курдским советом. Город и окрестные деревни существуют автономно и живут во многом за счет гуманитарной помощи. В июне 2015 года атаки ИГИЛ на пригороды Кобани возобновились.
Я люблю Россию как вторую родину, я давно тут живу, знаю русский язык, поэтому решил приехать в свой город, Санкт-Петербург, в надежде найти тут работу. Но возникли проблемы с документами. Сейчас у меня есть разрешение на временное проживание (РВП), но, чтобы работать в государственных учреждениях, нужны какие-то более мощные документы типа вида на жительство.
Сейчас я собираю документы, и на этой неделе буду подавать. Но потом что? Шесть месяцев придется ждать. Что мне делать? Я хочу заниматься своей профессией, не хочу работать не по специальности.
А в частном секторе можно найти работу? Или там тоже с РВП не берут врачом?
Это вторая проблема. Не берут не только из-за документов, но просто гражданина Сирии. Это везде. Когда хочешь снять квартиру, когда говоришь, что гражданин Сирии, то это уже проблема. Недавно ходил снимать квартиру, встретился с хозяйкой, она меня спросила: вы действительно врач или нет? Пришлось привезти и показать ей диплом, чтобы они удостоверились, что я врач, и пустили меня пожить. Это большая проблема.
Говорят, что здесь дефицит врачей. Но при этом работы все равно мало, происходят увольнения из-за экономических проблем, из-за кризиса. Но я все равно надеюсь найти работу в профессии, хоть начать с маленькой зарплаты – это не важно. Мне важно работать врачом, а не полная стабильность, потому что врач должен постоянно работать, иначе он теряет квалификацию. Все время нужно читать, знать новые лекарства и так далее.
Как вы выбирали, на что подавать заявление – на получение статуса беженца или вида на жительства?
Статус беженца я не хотел, тем более, что мне сказали, что, может быть, будет такой закон, что людям с высшим образованием будут давать вид на жительство, а потом гражданство.
А кто это вам сказал?
Я слышал это по телевизору, вообще я читаю газеты.
Сколько времени занимает сбор и сдача документов?
Сначала нужно сделать первый шаг: подать в УФМС заявление на получение РВП по квоте. Для этого есть единственный день в году: 4-е января.
???
Да. Единственный день, когда можно туда зайти и сдать эти документы. С девяти до трех. И это не только для сирийцев. В очереди и украинцы, и азербайджанцы, и афгани, и египтяне… Попасть внутрь – это уже чудо. Если попал – уже хорошо. После этого ты приходишь через три месяца, и на повторный прием уже такой очереди нет. Из тысячи человек осталось где-то сто. Потом ждешь еще полгода, чтобы подать заявление на получение вида на жительство. И потом еще шесть месяцев, чтобы его тебе дали.
А с документами вам кто-то помогает? Какие-нибудь юристы?
Я просто общаюсь со знакомыми, которые уже подавали документы и знают, что нужно. Но главное не это, главное – это что нужно ждать шесть месяцев.
А вы знаете, как искать работу?
Честно говоря, мне мои друзья, которые здесь живут, в том числе русские, мне говорят – ищи через интернет. В «Яндексе» набери: «Кардиолог, работа». Вот я и ищу, звоню по объявлениям. Нужен вам кардиолог? Но мне говорят: у вас проблемы с документами. Или: вы не гражданин этой страны. У меня высшее образование, я два года учился и работал здесь в ординатуре, но все равно не могу найти работу.
Сколько вы готовы продолжать? Может ли наступить такой момент, когда вы все-таки уедете отсюда?
Я не знаю, куда мне ехать, на самом деле, потому что мне нужно помогать родителям. Я старший дома. Если я поеду в Европу, мне понадобится 4-5 лет, чтобы устроиться, это немаленький срок. А моя помощь нужна им сейчас.
Абдул Рахман Алхессу, режиссер-документалист
Где вы жили в Сирии и как приехали впервые в Россию?
Я из области города Алеппо. Это второй город в Сирии после Дамаска. Оттуда я приехал в Россию с целью обучения, хотел получить высшее образование. Это было в 2003 году. Приехал, изучал русский, потом поступил в Университет кино и телевидения в Петербурге и начал учиться на кинооператора, а затем на режиссера неигрового кино. Я окончил его в 2008 году.
Потом я вернулся [в Сирию] и начал строить карьеру. После службы в армии работал на центральном телевидении в Дамаске, а потом в частной телекомпании. Сначала как главный оператор, а потом стал режиссером документального кино. За четыре года я сделал для телевидения пятнадцать картин.
После этого началась война. Я потерпел первый год, потом второй год, но потом я морально уже не мог выдержать.
Вы в тот момент, когда началась война, были в Дамаске?
Да.
А родственники где были?
Родственники были в области Алеппо.
И что с ними?
Сначала, как и все сирийцы, остались на месте, ожидая, пока решится вопрос. Но со временем, когда увидели, что перспективы нет на ближайшее время, в основном решили куда-то ехать. И потом, когда начались военные действия, кто-то был просто обязан покинуть территорию. Либо остаться и погибнуть, либо покинуть страну. Мои родные, кто остался в живых, разъехались.
А были погибшие?
Да. Погибли, и много.
Именно в Алеппо? При бомбардировках?
Да. Люди не виноваты ни в чем, кроме того, что они мирные жители. У нас уже это, впрочем, никого не удивляет – чья-то смерть. У каждого погибли два, три, четыре знакомых, родных, друзей. Пришли, подошли, поздоровались с родными погибшего – и всё. Как будто ничего не случилось, потому что это уже ежедневно.
Справка Medialeaks. Алеппо – крупнейший город в Сирии, население которого в 2011 году составляло 2 млн 300 тысяч жителей. Во время гражданской войны за Алеппо шли ожесточенные бои между правительственными войсками и бойцами Исламского государства и других боевых оппозиционных групп. Активная фаза боев началась летом 2012 года. С октября 2013 года город полностью обесточен. В 2014 году было нарушено центральное водоснабжение. Бои на улицах города и в пригородах между правительственными войсками и ИГИЛ продолжаются до сих пор. Только в августе 2015 года армии удалось вытеснить повстанцев с территории водонапорной станции и частично обеспечить город водой. С начала конфликта население сократилось до 1 млн человек. Разрушены десятки тысяч домов, уничтожен аэропорт, газонасосная станция, электростанции. Почти полностью разрушен исторический центр. Точный учет жертв среди мирного населения на данный момент невозможен.
После этого я морально не выдержал. Мне было очень тяжело каждый день своими глазами видеть, как разрушают мою любимую страну. Дамаск – это самый старый город, где люди живут до сих пор. Самая древняя столица в мире, ему 11 тысяч лет. Алеппо 9 тысяч лет. Это такие города, где даже камня тронуть нельзя, которые нужно сохранять – эту культуру, это накопление культуры. Это построено не за триста-четыреста лет. Вот это все время меня очень мучило. То, что культура сама по себе пропадает – пропадает то, что нельзя вернуть.
Конечно, особенно поначалу, меня мучила именно жизнь людей. То, что человеческая жизнь стала, грубо говоря, очень дешева. Погибает человек – это запросто. Война и есть война, а самый худший вариант – это гражданская война. Еще можно выдержать и понять войну с врагом, а когда свой человек? Вы же не можете знать: ведь с другой стороны может быть сосед, может быть родственник. Получается каша, в которой все пропадает, даже мораль.
До какого времени вы оставались в Сирии?
До середины 2013 года. Я поехал в Россию, получил приглашение и получил годовую визу и продлеваю ее. Подал документы на РВП и еще жду ответа.
Меня мучает нелогичность этой ситуации. Допустим, человек приезжает из СНГ, необразованный, и получает сразу гражданство. А я, человек образованный, который знает эту страну, знает культуру этой страны, любит эту страну – я люблю эту страну, я готов много сделать для нее, она уже стала мне родной, я не могу получить документы. Те, которые другие получают запросто.
У вас есть родственники в Европе?
Да, родной младший брат в Дании.
Вы не думали оставить все здесь и перебраться к нему?
Этот брат тоже беженец. Он буквально год назад добрался до Дании, рискуя жизнью. Через несколько лет ему выдадут паспорт, и он станет гражданином. У него есть перспектива. Но добраться до него мне никак нельзя, потому что у него самого пока нет постоянной визы. Но даже когда он ее получит, он все равно не сможет меня пригласить, потому что у меня в стране идет война.
Что смешно в Европе, это то, что она говорит: мы примем вас ребята, но только вы должны сами добраться сюда, если сможете. Вы должны рисковать своей жизнью – пересечь море, нелегально перебраться через границу.
Если вы не получите РВП, что тогда?
Все может случиться. Тогда я должен буду покинуть Россию и вернуться домой.
Вам есть куда ехать?
У меня там никого не осталось. Нет ни дома, ни семьи.
В Алеппо сейчас вообще можно попасть?
Нет, там сейчас Исламское государство. И меня там ищут по паспорту, по имени. Потому что я раскапывал деятельность этих людей, именно как документалист. Я докапывался до правды.
Я правильно понимаю, другими словами, что в Сирии вашей жизни угрожает опасность?
Да, это на самом деле так.
Но вы подаете документы на РВП, а не на статус беженца?
Я обращался за статусом беженца в УФМС, и мне отказали. Мне не сделали официальный отказ, но просто не взяли документы, сказав: постарайтесь найти другой выход, чтобы продлить здесь регистрацию. Как будто я волшебник.
Почему? Как они это объяснили?
Инспектор мне сказала, что, по ее мнению, мне эта помощь пока не требуется. Я говорю: меня выдворят из России, потому что я не могу дальше здесь находиться легально. Она говорит: постарайтесь как-нибудь. Она считает, что помощь как беженцу мне не нужна.
«Лучше ИГИЛ»
Для начала несколько цифр. По данным ФМС, которые озвучил руководитель миграционной службы Константин Ромодановский, за все годы в России получили разрешение на временное проживание или статус беженца около 2000 граждан Сирии. По словам министра внутренних дел Владимира Колокольцева, МВД знает как минимум о 1800 гражданах России, которые отправились за последние 4 года воевать на стороне Исламского государства. Это значит, что в действительности Россия экспортировала больше террористов в Сирию, чем приняла оттуда беженцев, которые бегут от этих же террористов.
Когда говорят о сирийских беженцах, воображение рисует уличные бои, разрушенные дома, плачущих детей, огромные палаточные лагеря в пустыне, переполненные надувные лодки, отчаявшихся людей на платформах европейских вокзалах, наконец, колючую проволоку, которую протягивают венгерские пограничники вдоль огромного забора.
Австрийцы открывают двери своих домов, немцы встречают поезда с музыкой и воздушными шариками, исландцы пишут петиции, чтобы правительство взяло побольше обездоленных, а папа римский призывает католические приходы брать их на побывку невзирая на веру. Венгры и македонцы хватаются за голову, туристы бегут с греческих островов, а в это время французский консул в Турции продает беженцам надувные лодки. Всё это мы видели.
В России тоже есть сирийские беженцы. Немного, но есть. Но их истории по большей части совершенно другие. Вот три из них.
Студент из Дамаска приехал учиться в Петербург на физика. Заплатил несколько тысяч долларов за учебу за год вперед, заплатил за общежитие. Стал оформлять регистрацию. Русский язык он выучить еще не успел, у деканата, комендатуры и ФМС где-то не сошлись концы, и бумаги пришли в паспортно-визовую службу с опозданием на пару дней.
Инспектор ФМС похлопал студента по плечу, сказал «ничего, бывает» и отправил в райсуд за решением о небольшом штрафе. Но небольшой штраф для студента – это большой штраф для института как юридического лица. Настолько большой, что даже годовая стоимость обучения его не покрывает. И институт нашел выход: отчислил студента задним числом, чтобы не платить этот штраф.
Судья в присутствии растерянного инспектора ФМС что-то сердито прокричала студенту, пристав почему-то надел на него наручники и вечером студент уже хлебал баланду в СИЗО №5.
Отец с трудом нашел через сирийскую диаспору следы пропавшего сына. Наняли адвоката. Адвокат поговорил с инспектором, с деканатом, с полицией и предложил единственный выход: студент должен подать заявление на предоставление временного убежища. Тогда есть шанс, что его выпустят из СИЗО.
Деньги за учебу институт студенту, конечно, не вернул.
Другой студент учился в России на летчика. Отучился два года, заплатив за это уже несколько десятков тысяч долларов. Началась война. В дом родителей попал снаряд. В город вошли бойцы Исламского государства. Родители бежали. Сбережения их застряли в банке, и заплатить за учебу они в срок не смогли.
Понимая, что произойдет дальше, студент пошел в ФМС и подал заявление на временное убежище, а у вуза попросил отсрочку платежа. Вуз отказал и студента отчислил. Суд признал студента виновным в нарушении визового режима, в предоставлении статуса беженца ему отказали и посадили в Центр временного пребывания иностранных граждан (это такой концлагерь для нарушителей визового режима и тех, кому отказали в статусе беженца). После нескольких месяцев в «очереди на депортацию» он вернулся в Сирию, где у него нет дома, а в родном городе идут бои.
Третья история немного веселее. Когда началась война, один предусмотрительный сирийский предприниматель решил прощупать почву на предмет возможной эмиграции. Двадцать лет назад он учился в России, здесь же остался жить и стал гражданином его брат. Он решил съездить к нам, осмотреться, потом вложить деньги, открыть бизнес, раскрутиться, а там уж переехать насовсем, если в Сирии станет слишком опасно.
Предприниматель приехал по туристической визе, пообщался с братом, с его знакомыми, потом с чиновниками, потом с коллегами по бизнесу, а потом, когда срок туристической визы подходил к концу, упаковал чемодан, обнял брата, улетел в Дамаск и больше не возвращался. Прощаясь с братом, он объяснил все одной короткой фразой: «Лучше ИГИЛ».
Сейчас он живет в Австрии.
Благодарим Общество граждан сирийского происхождения и лично Ваддаха Ал-Джунди за помощь в подготовке материала.
