Собственный корреспондент НТВ в Германии Константин Гольденцвайг во вторник сообщил, что покинул канал. Событию предшествовало скандальное интервью журналиста немецкому телевидению, в котором он рассказал, что думает об отсутствии президента РФ Владимира Путина на саммите G7 в Баварии. «Медуза» поговорила с журналистом о том, почему он уволился, почему до сих пор работал и как работает цензура на ТВ.
Материал называется «Я научился договариваться с собой» и представляет собой длинный монолог о Константина Гольденцвайга о своих отношениях с телеканалом НТВ, на котором он проработал 12 лет. Medialeaks отобрал наиболее интересные цитаты.
Про скандал после интервью немецкому ТВ: «Это был прямой эфир, все было очень спонтанно, мы проговорили минут пять, и вскоре я об этом забыл. <…> На следующий день <…> Мои друзья на НТВ сообщили, что с утра звонили чуть ли не из Кремля, что генеральный директор в бешенстве и что отношения со мной решено закончить не 1 июля, как я планировал, а немедленно. В тот же день я был уволен».
Про отношение к своей работе на НТВ: «Мне действительно стыдно за то, чем я занимался последние полтора года, несмотря на то, что до недавнего времени эти сюжеты занимали, может быть, процентов десять от всего объемы моей работы. Я вопреки общему тренду старался свести политические сюжеты к минимуму. Тем не менее, раз стыдишься, значит надо раскаяться и принести извинения».
Про то, как работал раньше: «Еще два-три года назад, до начала всей этой тотальной пропагандистской мобилизации, когда мне звонили из Москвы и пытались заказать какой-то идеологически заряженный сюжет, я запросто мог сказать: «Это очень здорово, но я снимаю сейчас про юбилей Вагнера, а завтра у меня интервью с немецким журналистом, который построил монастырь под Берлином. <…> Ты мог, как уж на сковородке, юлить и делать хорошие материалы, как мне представляется, на неполитические темы».
Про новую информационную политику: «Осенью начальство пополнилось новыми людьми <..> Мне стали звонить с предложениями поснимать какие-то мотопарады «Ночных волков», стали предлагать снимать заграничные презентации книжек про украинских фашистов-бандеровцев, написанных бывшими деятелями «РНЕ», митинги каких-то фриков, которые в Германии участвуют в пикетах за «Новороссию». Ну, что ты будешь с этим делать? Ты корреспондент здесь, ты подписан на выполнение этой работы».
Про то, как вырабатываются навыки самоцензуры: «Как это происходит? Сначала ты, как было два-три года назад, пишешь все как есть. Потом тебе говорят: ну, слушай, этот синхрон не надо брать… Окей, ты его выкидываешь и пишешь по-другому. Потом ты пишешь уже с учетом: ага, этот синхрон, наверное, не надо брать, давай-ка мы запишем других людей, потому что зачем писать тех, кого все равно в корзину отправят. Хорошо, ты пишешь «правильных» спикеров. Потом ты думаешь: окей, но что тут, на самом деле, уже бороться, если понятно, что все равно либо это будет вырезано, либо ты просто не сможешь донести свою позицию, потому что она прямо противоположна тому, что от тебя требуется. И ты начинаешь говорить сам то, что от тебя требуется».
Про настоящую цензуру: «До неузнаваемости был порезан наш сюжет о том, что Германия решила выплатить компенсации бывшим советским военнопленным. Мы записали интервью с одним из лидеров правящей меркелевской партии, который говорил: это хорошо, мы готовы выплачивать компенсации, но в ответ мы ждем, что Россия тоже будет выплачивать компенсации за изнасилованных немецких женщин в 1945 году, за людей, угнанных без приговора суда в лагеря, и так далее. Это очень спорная реплика, для меня — неочевидная. <…> В результате — половина вещей из материала вырезается, а еще все это снабжается на усмотрение телекомпании НТВ специальными заголовками, плашками, и в итоге появляется материал — в моем как бы исполнении — про то, что Германия специально ждала, пока все умрут, чтобы поменьше нашим людям выплачивать.
Про «ценные указания» из Кремля: «Иногда ЦУ приходят из администрации президента на общеизвестных таких листочках-справочках. Хотя это нигде не подписано, и никогда ничего не докажешь. Это такие «настоятельные рекомендации», которые, среди прочего, регулярно рассылают итоговым программам — и по основным, и по неудобным, щекотливым темам.
Про то, зачем работал до сих пор: «Сейчас, к 9 мая, на фоне всеобщего бряцания оружием мы сняли, на мой взгляд, совершенно пронзительную, щемящую историю про людей. О простом немецком пенсионере, который десятилетиями ухаживал за могилой неизвестного русского летчика, сбитого над Германией 8 мая, за день до Победы. И про дочь этого летчика из России, которая родилась в 1945-м, уже после его гибели. Только сейчас благодаря, в том числе, этому немцу она узнала, где находится могила ее отца. И вся эта их встреча — одна из сильнейших для меня историй».
Про решение уйти: «В какой-то момент ты понимаешь, что перед тобой — последняя развилка. Новые установки стали входить в критическое противоречие с моими представлениями о допустимых компромиссах. Я понимал, что те задачи, которые передо мной все активнее и жестче ставит редакция, я выполнять не могу. А раз я выполнять их не могу, зачем уважаемым коллегам мешать? Когда я это окончательно понял, я оповестил начальство о том, что намерен уволиться».
Про перспективы: «Я сейчас говорю из квартиры, которую оплачивала телекомпания НТВ, у меня в руках служебный телефон, который оплачивала телекомпания НТВ, мой ребенок годовалый ходит к врачу, потому что у него медицинская страховка, которую ему оплачивала телекомпания НТВ, и так далее. Изначально я собирался, уволившись из НТВ, слетать в Москву, получить отпускные, остатки зарплаты, поговорить с коллегами на разных каналах, может, мы что-то придумаем с ними, не связанное вообще с общественно-политическим вещанием, ну и так далее. Теперь это все едва ли реально».
Про то, не жалеет ли об инциденте: «Я, конечно, не думал, что мое интервью третьестепенному немецкому каналу вызовет такую бурю. Но в конечном итоге мне остается этих людей только поблагодарить. Это как сходить помыться. Вот ты ходил по болотам, блуждал, уже забыл, зачем ходил, а потом вдруг очутился в душе и — помылся. Тепло, чисто, свежо… Завтра непонятно, где жить, конечно, но это ж все мелочи… Все будет хорошо, я думаю».
